Руководитель Федерации профсоюзов Северной Осетии Таймураз Касаев рассказал газете «Владикавказ» про то, почему люди готовы выйти на забастовки, чем грозит переход на четырехдневную рабочую неделю и почему санаторий «Осетия» неконкурентоспособен.
– Давайте начнем с позитива. Какие достижения Вашей организации Вы можете назвать прежде всего?
– Самый главный итог – доверие членов профсоюза к профсоюзной организации. И оно подтверждается нашей многочисленностью. В нашей профсоюзной организации более 100 тысяч человек. Это говорит о том, что кредит доверия есть. Одно из наших основных достижений: многолетняя проблема невыплаты заработной платы в нашей республике решена как минимум в тех организациях, где есть первичные профсоюзные организации. Улучшилась трудовая дисциплина. В прежние годы у нас было 3–4 несчастных случая на наших предприятиях. В прошлом году таких случаев не было. В профсоюзах увеличилось количество молодежи в возрасте до 35 лет. И самое главное – это наш профактив. Профактив – это 15 тысяч человек, руководители первичных профсоюзных организаций. И мы должны их обучать. В прошлом году обучение прошли почти 10 тысяч человек. Нужно признать, что наши профактивисты, которые только приходят, не всегда понимают формы взаимодействия с работодателями или с органами исполнительной власти. Мы пытаемся донести до них, что профсоюзы – это дипломатия, компромисс. Ультиматумы – это крайняя форма с нашей стороны. У нас сейчас тесная контактная работа: органы власти, работодатели и профсоюзы. Наши наболевшие проблемы мы выносим на обсуждение. Не все наши инициативы поддерживаются, но мы, анализируя прошедший год, можем признать, что, учитывая возможности работодателя, не всегда есть возможность все проблемы решить.
– То есть нельзя сказать, что профсоюзы сейчас – это пережиток советского прошлого?
– Глупо так рассуждать! Профсоюзное движение не зародилось в России. Большинство стран мира задействуют наш опыт. Но нам тоже не хватает каких-то моментов, которые присутствуют в профсоюзах других стран.
– Например?
– К примеру, поддержка забастовочного движения. У них существуют формы поддержки, благодаря которым если человек во время забастовки не работает, а ему надо кормить свою семью, то ему надо помогать.
– А вообще у нас бывают забастовки в Осетии?
– В республике были инициативы по проведению забастовок. Но слава богу, на этом этапе удавалось достичь соглашения.
– В чем были причины, побуждающие людей выступить с предложением забастовки?
– Были проблемы, связанные с размером заработной платы. Я как руководитель профсоюзов все время пытаюсь донести нашу позицию по этому вопросу. В погоне за выполнением майских указов человека сажают на сверхурочные, увеличивают ему нагрузку. Но это касается не только нашей республики, а всей Российской Федерации. Есть проблема и с размером оплаты одного и того же труда в разных субъектах России. Это не просто вредно для человека труда, это порождает систему, когда с периферии лучшие специалисты уезжают туда, где лучше платят. А периферия всегда создавала лучшие кадры в нашей стране. Поэтому наша позиция всегда была в том, что система оплаты труда должна быть единообразной.
– Скольким работникам из нашей республики удалось отдохнуть с помощью профсоюзов?
– Для членов профсоюзов и членов их семей мы предоставляем путевки в наши профсоюзные здравницы. Мы предоставляем им скидку, которая варьируется от 20 до 50 процентов. В некоторых профсоюзных организациях – еще больше. В прошлом году у нас так оздоровились 800 членов профсоюзов. Это и Кавказские Минеральные Воды, и Черноморское побережье Кавказа. Были и те, кто отдохнул в здравницах за рубежом. Там, правда, скидка поменьше.
– Сейчас идут разговоры о том, чтобы сделать рабочую неделю четырехдневной.
– Наверное, в мире нет такого человека (тем более в России и Осетии!), который скажет, что четырехдневная рабочая неделя – это плохо. Но с первым условием, что количество часов работы останется прежним, и со вторым, что прежней останется и заработная плата. Мы как Федерация профсоюзов поддерживаем переход на четырехдневную рабочую неделю. Но мы ставим и еще один вопрос – сохранение социального пакета. Но если в бюджетных организациях все более-менее ясно, то в связи с производственным сектором у меня возникают вопросы. За пятый день работодатель должен будет доплачивать из своего кармана. Чтобы компенсировать свои затраты, ему придется увеличивать стоимость товара. В результате пострадают потребители. Вопрос не так прост, как кажется. Нужно понять, когда переход на четырехдневную рабочую неделю выгоден. Если работодатель получил новое оборудование, если выросла его производительность труда, тогда он сам может быть инициатором перехода на четырехдневку – естественным путем, а не революционным. Все и так налажено, а работники приходят на новой неделе с новыми силами. Первым на 40-часовую рабочую неделю перешел когда-то Генри Форд. И тогда все не понимали, что высокая производительность труда его предприятия связана именно с отдохнувшими работниками. Главное, чтобы не получилось так, что за красивой вывеской «У нас четырехдневная рабочая неделя» у нас появилось больше проблем. Поэтому мы предлагаем пока пообсуждать.
– Но все это пока возможные проблемы, а есть реальные. С какими проблемами Вы сталкиваетесь?
– Профсоюзы изначально были той организацией, в руках которой в советское время были сосредоточены основные объемы тех учреждений, которые были заняты оздоровлением граждан. В советское время была выстроена очень понятная система оздоровления. С развалом СССР профсоюзы оказались вне системной работы с громадным багажом имущества и одновременно без никакой поддержки в условиях кризиса и развала государства. До 2010 года единственное, что спасало профсоюзы, – это то, что земля была передана им государством в пользование и за нее профсоюзы налоги не платили, потому что выполняли государственную задачу – оздоравливали граждан. Налоги на имущество – практически не платили. Мы сталкивались с основной проблемой: где взять оздоравливающихся людей и как содержать тот большой штат сотрудников, который там работал. Нет заказов, пионерские лагеря закрыли, нужного объема людей нет. Тут оказалось все как в пьесе «Собака на сене». Есть имущество, но никому до него дела нет, никто их не поддерживает, и мы сами должны находить выход. В 1990-е годы произошли трагические события. Сначала в Южной Осетии, а потом в Пригородном районе. После событий в Южной Осетии в императивном порядке во все здравницы и турбазы были заселены беженцы. Их не хватало: было более 100 тысяч беженцев. И в первые года два федеральный центр компенсировал коммунальные затраты. А потом федеральный центр просто сказал: денег нет. И профсоюзы остались с тысячами людей, которые пользовались здравницами и санаториями. Там накручивались колоссальные долги перед коммунальными службами. С беженцев было нечего взять. Малейшие попытки профсоюзов выселения беженцев встречали сопротивление с их стороны – и я их по-человечески понимаю. И мы по судам начали проигрывать наше имущество, которое уходило за долги. Часть имущества мы передали правительству, в том числе знаменитый стадион «Спартак». Такая ситуация продолжалась до 2010 года. А в 2010-м вступило в силу новое законодательство с изменением статуса наших учреждений. Плюс ужесточилось законодательство о труде. В этих условиях за три летних месяца директор туристической базы должен заработать столько денег, чтобы содержать ее девять последующих.
– Неужели даже в таких крупных учреждениях, как санаторий «Осетия», не хватает отдыхающих?
– Санаторий в свое время был построен по всем правилам. Он был типовым, современным, с хорошей инфраструктурой. Сегодня нужно признать, что он неконкурентоспособный. Не по качеству лечения или качеству питания, а по условиям пребывания. Заполняемость санатория оставляет желать лучшего. А с ноября по середину апреля мы вынуждены работать вхолостую с полным штатом. У нас может один человек отдыхать, но мы не можем прерваться – у нас государственный контракт. А за все надо платить: территорию надо освещать, печки надо заводить, уборщикам надо платить. Теперь вопрос: что можно сделать? Как развернуть несколько тысяч жителей Осетии, которые отдыхали в Кавминводах, чтобы они отдыхали у себя дома, где бальнеологические возможности даже лучше? Здесь даже лучше, чем в Мацесте в Сочи! Но по комфорту пребывания – лучше там. Разорванность трех основных корпусов создает крайние неудобства для отдыхающих. В любую погоду человек должен перемещаться между тремя корпусами: спальным, лечебным и столовой. Сегодня таких здравниц нет. Все находится в одном комплексе. Отдыхающий выходит на улицу только после окончания всех процедур, чтобы гулять. Нам предложили: продавать все, что для нас неликвидно, и вкладывать деньги в создание серьезного санаторного комплекса. За девять лет профсоюзы республики от своих турбаз и санаториев ни одного рубля в качестве доходной части не получили. Мы сегодня выполняем государственный социальный заказ, но ни рубля не получили. Они не приносят нам дохода, но приносят только головную боль. Я обращался в свое время с просьбой передать наши учреждения по остаточной балансовой стоимости в собственность республики. Мы планировали оставить у себя только два санатория, за счет вырученных средств хорошо их отремонтировать и наконец начать нормально работать. К сожалению, мне ответили, что таких возможностей нет. И в этой ситуации мы сегодня оказались один на один со всеми проблемами. Мы пытались найти инвесторов, которые при сохранении профиля учреждения могли бы вложиться в их ремонт. Но желающих приобрести наше имущество до сих пор нет. Все понимают, что этот бизнес окупается очень долго. Санаторный комплекс будет окупаться более восьми лет, а сейчас наши бизнесмены видят выход на прибыль через год-два.
– В связи с этим мой последний вопрос. Вы любите свою работу?
– Очень! (Смеется.) Я люблю свою работу.
Елизавета ЧУХАРОВА