Земфира Кулова не нуждается в представлении. Все, кто когда-либо включал местное телевидение, хорошо знают ее внешне и по первым же словам узнают ее голос. Она – в каждом доме Осетии. Невероятно красивая женщина, когда-то ставшая лицом осетинского телевидения и не предавшая профессию спустя годы, Земфира Кулова сейчас в буквальном смысле символ нашего вещания.
– Как Вы относитесь к современному осетинскому и российскому телевидению? Что Вам нравится, а что не очень?
– Когда мы говорим о современном телевидении, мы должны понимать, что важно для общества, и что мы проецируем на тех людей, которые смотрят телевизор. Раньше мы говорили «средства массовой пропаганды», а теперь говорим «средства массовой информации». Если говорить о постсоветском телевидении, это, конечно, печально. У нас часто телевизор бывает просто включен фоном, и когда мы видим, что вытаскиваются грязные истории, и все это обсуждается на полном серьезе… Мы понимаем, что Малахов – прекрасный ведущий, несмотря на то, какие он темы затрагивает. Хотя и у него бывают хорошие темы. Он знает золотую середину, как себя надо вести, как надо повернуть сюжет. Пусть в моих устах это не звучит как старческое брюзжание, но многие шоу развращают человеческую душу. Грань дозволенного как-то уходит. Раньше такого не было? Было. Просто это не ставили во главу угла, не делали событием вселенского масштаба, об этом говорили с оттенком осуждения. А когда изнасилованной девочке пишут в социальных сетях «Мы хотим быть такой, как ты», то это уже страшно.
И подкладывать дровишки в этот костер – на мой взгляд, преступно. Да, есть канал «Культура», где прекрасные программы. Но его смотрят не все. Его смотрят такие, как я, люди моего возраста. Конечно, найдутся и среди подростков любители музыки. Но телевидение должно быть привлекательно для молодежи. Что касается Северо-Осетинского телевидения, то у нас еще есть какая-то защита от этой грязи. Видимо, это менталитет еще сохранившийся. У осетин было такое выражение: «Чем позор, лучше смерть». Но мы же понимаем, что мы не изолированы от общества в целом? Мы же не закрытая территория. Сейчас у нас есть молодые люди, которые не уступают талантом и в айтишных технологиях, и в чем-то еще. Я понимаю, что мы не можем жить в закрытом пространстве. Значит, нашему телевидению предстоит решать важную задачу. С одной стороны, оно должно быть ориентировано на молодежь и рассказывать то, что ей интересно, а с другой – нести то, что мы называем вечным, добрым. Отличаться от всех и быть как все.
В последние годы я работаю с такими талантливыми людьми, молодыми, среднего поколения, что сердце радуется. И выражение «если ты не хочешь работать ни одного дня, то найди себе работу, которую ты будешь любить», как раз относится ко мне. Я так люблю людей умных, талантливых, которые хотят что-то сделать. Когда я выходила с монтажа у Светланы Икоевой, у меня было ощущение, что я вообще не работала, настолько она комфортный человек, настолько ты с ней в одном русле мыслишь. И мне, конечно, немножко жаль, что кроме тех ведущих, которые замечательные, которые заглядывают в орфоэпический словарь, есть и другие. Ты показался на телевидении, и ты уже звезда. Я никогда себя звездой не считала и никогда не могла произнести фразу, которая считается вполне этически верной: «Я Земфира Кулова, и я веду эту программу». Я до сих пор не могу это произнести. То ли это гипертрофированная скромность, то ли еще что. Такое вот свойство характера. Но это свойство только моего характера, почему другие не должны? Вот это самовыпячивание, вот эта самореклама немножко раздражают.
– У Вас много наград. Они для Вас значимы?
– Я вообще очень равнодушно отношусь ко всем званиям. Ну, была я Земфира Кулова, Земфирой Куловой же и осталась?! Когда мне вручили медаль «Во славу Осетии», я потеряла дар речи. Думаю, что Тимур Кусов к моему награждению тоже приложил руку. Всегда ему говорю: «Тимур Владимирович, а что вы еще можете для меня сделать? Назвать улицу в честь меня?»
– Вы скучаете по «старому ТВ», когда у нас была студия кинохроники, когда у нас было свое профессиональное кино?
– Мне бы еще очень хотелось, чтобы у нас было больше телевизионных фильмов. Мы же отцы-основатели этого на Кавказе. Ахсарбек Татарканович Агузаров, он же основатель художественного кино на Северном Кавказе.
Знаешь, что я еще вспоминаю? Был такой режиссер – Владимир Мотыль (режиссер «Белого солнца пустыни» – Прим. ред.), он снимал у нас фильм.
И я выходила после передачи, а Казбек Хутугов, который у нас был директором фильма, говорит: «Зифа, подожди, ты не хочешь сняться в кино?» Отвечаю: «Нет, мне это совершенно не интересно».
А сейчас думаю: «Какая же я была глупая! Сняться у самого Мотыля!». Как мы вообще неверно оцениваем в молодости все перспективы! Это не потому, что я хотела стать звездой. Но пообщаться с таким человеком – это очень приятно.
– Раньше речь телеведущих была образцовой и попадала в словари. А как бы Вы оценили речь современных ведущих?
– Я думаю, что примером нормы является речь только тех людей, которые получили фундаментальное образование, но не тех, кто пришел на волне модных тенденций. Не все молодые одинаково образованы, и не все молодые игнорируют уроки прошлого. Но на телевидении еще остались люди, которые говорят грамотно и правильно. Когда дикторская школа за ненадобностью отпала, я тогда сказала нашему председателю Фидарову такую фразу: «Обязательно настанет такое время, пусть это будет пять, пусть это будет десять лет, когда грамотная речь будет востребована. А каша во рту уйдет в прошлое». Тогда было очень модно вести программы экспромтом, которые иногда были даже неудачные. В итоге все равно пришли к тому, что самый лучший экспромт – хорошо подготовленный. Даже если он не запланирован, он все равно должен быть готов твоим внутренним багажом: ты же не можешь нести какую-то ахинею? Раньше, когда я слышала неправильную речь, меня как будто кто-то жалил.
А потом я как будто успокоилась. Когда-то в свое время я встречалась с Розенталем (Дитмар Розенталь – выдающийся русский филолог. – Прим. ред.). Он был очень симпатичный, в стареньком плаще, небольшой такой и так иронично улыбался. Мы ему в праведном гневе говорим, что вот, произносят все не так. А он отвечает: «Ну ничего, придет время, когда что произносим, то и будем писать». Розенталь! А мы-то думали, что он поддержит нас! Да, на мой взгляд, идет какая-то деградация. Но, может, жизнь расставит какие-то свои приоритеты. Но такого, чтобы я сидела и наслаждалась стилем речи на каких-то ток-шоу?.. Это же смешно, ждать от них этого.
– Как Вы относитесь к интернету?
– Я иногда думаю, какая прелесть этот интернет! Раньше мы все выуживали из словарей. Когда я купила свою первую большую энциклопедию, я была самым счастливым человеком на свете. И ты так гордился, что знаешь подробности чего-то! А сейчас вопрос решается одним нажатием. Читаю и возмущаюсь, сколько всего там неграмотного. С одной стороны интернет – это благо, ты можешь быть в курсе каких-то вещей, но с другой стороны – я не знаю, как воспринимать ту грязь, которая оттуда льется. Это же страшное время! Как вы будете воспитывать своих детей, чтобы сохранить в них какой-то стержень! Сколько там ошибок! За двадцать лет люди стали абсолютно неграмотными. Я не могу понять, как может столько злости, столько безграмотности, хамства существовать в интернет-пространстве.
– Есть ли у телевидения будущее? Или оно уйдет в формат интернет-вещания?
– Говорили, что и книги уйдут.
Я иногда некоторые вещи на планшете читаю. Но ничто никогда не сравнится с тем, чтобы взять в руки книгу. Телевидение никуда не денется. Точно так же, как и газета. Никогда никуда не денется. Годами хранят статьи! Я храню вырезки, потому что иногда хочу к этому возвращаться. На все у человека должно быть собственное мнение, и человек должен уметь анализировать. Ты должен читать и официальную версию. Когда мне говорят, что вот, нужны какие-то революции, я считаю, что конформизм в какой-то мере сохраняет общество. Человек на то и разумное существо, чтобы он мог вывести среднее, где у тебя больше риски, где у тебя меньше. Когда ты смотришь и одно, и другое, ты можешь сам себе ответить на какие-то вопросы.
– Есть такое старое выражение: «Новости – это то, что кто-то пытается скрыть, а все остальное – это реклама». Вы согласны с ним?
– Допустим, в Америке не позволяется делать никаких акцентов, ни голосовых, ни эмоциональных, когда ты читаешь новости. Ты выносишь на суд, а зритель должен делать выводы сам. Но это же тоже лицемерие? То, как мы формируем новости, то, что мы выносим в начало – влияет на многое. Мы можем не проявлять эмоций, но содержание новостей формирует общественное мнение, и оно эту задачу выполняет. То, что все остальное реклама, с этим я тоже согласна. Но давайте включать мозг. Давайте анализировать. Говорят, мозг у нас работает на пять процентов, а у некоторых, мне кажется, еще меньше.
– Говорят, что учиться на журналиста не нужно. А на телеведущих – тем более. А как думаете Вы? Нужно ли специальное образование?
– Мне кажется, нужно. Мы можем быть ведущими на радио, но это совсем другое. И наоборот. Я знаю людей, которые великолепные ведущие на радио, но на телевидении они совсем не могут вести. Какое было тестирование у дикторов в старые времена? Человек должен быть приятным во всех отношениях и вызывать доверие. Для этого просили улыбнуться. Кто дольше мог сохранять на лице улыбку – тот и годился для ведущего. Полные лица держат улыбку дольше, а худые – меньше. Но есть у некоторых людей такая степень доверительности, что экран не препятствует ее проникновению в твое пространство. Сейчас это называется харизма. Ты им веришь. А есть те, которые говорят хорошо, фразы у них обкатанные, красивые, он швыряет их тебе – и вроде все нормально. Но ты этому человеку не веришь. У телевидения есть много особенностей, и им надо учиться. На телевидении есть и другие нюансы. Если в газете мы можем использовать сложноподчиненные предложения, выражать свои эмоции правильно, то на телевидении ты не можешь говорить очень длинными, закрученными фразами, если это не специальная образовательная программа. Они почему-то на телевидении выглядят очень напыщенными и очень неестественными. Телевидение – это больше жизнь. Оно про то, что происходит сейчас и в сию же минуту. И речь поэтому более разговорная, более простая, более доступная. И потом у телевидения есть видеоматериал, который можно выдать, не говоря ни слова, ничего не комментируя. Рассказать все одним видеорядом. Это великое искусство.
– Новости на осетинском языке сейчас востребованы? У них есть зритель?
– У них есть зритель. Это зритель среднего возраста. Причем очень часто по молодости я думала, кому это нужно? Но, допустим, ты что-то не так скажешь, и поступают отзывы. Значит, программы на осетинском языке смотрят.
– Сюжеты выходят в русской и осетинской редакции параллельно. У Вас нет такого ощущения, что по качеству на осетинском языке они хуже?
– Это такая боль! Я же пишу на осетинском языке. Найти хорошо говорящего, хорошо выражающего свои мысли на осетинском языке человека крайне трудно. Когда-то я снимала одного врача, и когда она стала говорить медицинские термины на осетинском языке, я сразу решила: я сниму про нее программу. Оказалось, что у нее мама и бабушка русские, правда, прекрасно знающие осетинский язык. Журналистов осетинских редакций мне бывает жалко: это, правда, наша боль. Мне тоже легче говорить связаннее на русском языке, наверное. Дома мы говорим на осетинском, но на бытовые темы. А литературный язык сейчас менее востребован. Когда я вижу человека, который пренебрежительно относится к своему языку, мне бывает очень грустно. Это жалко, когда человек не знает свой язык. Когда я слышу тексты Юрия Кулова (он великолепно знает осетинский язык!), ты не представляешь, какая волна поднимается у меня внутри воспоминаний из детства. Есть же живой язык, непереводной, который родился в глубинах тысячелетий. Где-то он с юмором, где-то есть фразы, имеющие двойной смысл, каламбуры. И он живой, он как родник! И ты получаешь от этого удовольствие. Я воспитана на русской литературе. И она мне очень много дала. Когда я узнавала, что Цветаеву еще кто-то кроме меня знал, я к этому ревностно относилась. Как это так? У меня до сих пор лежат переписанные стихи от руки дома. И слава богу, что ты чувствуешь эту красоту. А где-то в классе восьмом я прониклась Коста. Я и до этого его читала, но в этом возрасте прониклась. И тогда я уже стала читать осетинскую литературу.
– Я знаю, что большие проблемы даже у журналистов, пишущих на осетинском языке. Многие из них сами признаются, что не могут писать без хорошего редактора.
– Да! Юра – и мой консультант. Если ты журналист, пишущий на осетинском языке, то ты читай побольше. Когда я читаю Шамиля Джикаева, я думаю: «Боже мой! Так, наверное, пишут только гении!».
– И последний вопрос: Вы счастливы?
– Я счастлива, что я здесь работала и работаю сегодня. У нас так много одаренной молодежи, которая не то что с пиететом относится, но которая сердечно относится к старшему поколению, и это вызывает у меня большую надежду на будущее. Потому что жизнь – это цепь случайностей. Я столько встречаю тех людей, которые вызывают у меня чувство восхищения! Мы, старшее поколение, не должны чувствовать себя обделенными. Мы должны чувствовать, что за нами идет другое поколение. Когда люди говорят мне: «Ну, таких, как Вы с Вовой Дудиевым (Владимир Дудиев – один из старейших дикторов ГТРК «Алания» – Прим. ред.) уже не будет», они думают, что это комплимент. Это не комплимент. Потому что для меня будет счастье, если будут не такие, как мы, а лучше, и их будет как можно больше. Человек – эгоистичное существо. Ты уже в том возрасте, когда знаешь, что за тобой идет целая армия достойных людей. И тогда жизнь воспринимается, как подарок судьбы.
Елизавета ЧУХАРОВА