Как справедливо, что дни солунских братьев-просветителей Кирилла и Мефодия широко отмечаются в нашей стране. Мы давно привыкли к этим именам и воспринимаем их как что-то родное и близкое. И это так естественно, потому что мы действительно теснейшим образом связаны единой верой. И еще, конечно же, славянской азбукой, а следовательно, и нашей речью.
Словотворчество – это совсем не просто
Есть такие вещи, которые нужно знать всем, а не только филологам. Ведь не секрет, что язык – великое достояние народа и у него есть взлеты и падения, тайны и открытия. В своей журналистской практике я не раз обращалась к вопросам нашей речи, ее проблемам. Не люблю повторяться. Вот почему сегодня говорю о том, что мало кому известно. Я имею в виду словотворчество.
Как известно, язык не стоит на месте. Он, как образно рассказывал К. Чуковский, «живой, как жизнь». Следовательно, в нем постоянно наблюдаются изменения: что-то уходит, что-то, наоборот, появляется. Так вот авторские неологизмы, так активно наполнившие нашу речь, по-моему, представляют особую ценность. А ведь сделать так, чтобы придуманное тобой слово навсегда вошло в лексику, стало общедоступным, необходимым, – дело сложнейшее, удел только избранных. Когда-то (это было почти век назад, в 1926 году, почти сразу после трагической гибели Сергея Есенина) В. Маяковский написал:
У народа
у языкотворца
Умер звонкий
забулдыга-подмастерье…
Вот оно – слово, которое я так искала: «подмастерье». Но С. Есенин был далеко не первым в этом почетном ряду. В сущности, язык во многом консервативен. Он не терпит случайностей и наскоков. «Временщики»-неологизмы у него не в чести, к любым заимствованиям он тоже относится с сомнениями. Но дело даже не в этом. Хотя сколько горячих споров, сломанных копий встречалось на этом пути. А бывало, отношения дискутирующих заканчивались даже дуэлью. Однако жизнь продолжалась и сама определяла, кому в языке оставаться надолго, может, даже навсегда, а кому предстоит кануть в Лету – реку забвения.
Великие подмастерья
В свое время меня поразил М. В. Ломоносов. Даже не как «первый русский университет» (А. Пушкин), не как великий ученый, удивительный трудоголик, поэт, а именно как словотворец. Вы можете представить сегодня нашу речь без таких слов, как «общество», «градусник», «катастрофа», «явление», «формула», «термометр», «предмет», «наблюдение», «равновесие»? Я, например, не могу. А другие его вложения в язык! «Горизонт», «преломление», «атмосфера», «микроскоп», «барометр»… И это лишь толика словотворчества этого неутомимого человека. «Повелитель многих языков, язык российский не только обширностью мест, где он господствует, но купно и собственным пространством и довольствием велик перед всеми в Европе», – утверждал М. В. Ломоносов.
Современники считали, что Михаил Васильевич был не столько поэтом или писателем, сколько ученым-энциклопедистом, который вывел на новый уровень ряд наук в нашей стране: физику, химию, геологию, астрономию, инженерное дело. Когда Ломоносов переводил на русский язык курс экспериментальной физики Христиана Вольфа, он испытывал большие сложности. Вот и пришлось ему вводить в русский зык новые слова. Именно в то время гений писал: «Сверх сего принужден я был искать слов для наименования некоторых физических инструментов, действий и натуральных вещей, которые сперва покажутся несколько странны, однако, надеюсь, что они со временем чрез употребление знакомее будут».
Пожалуй, подобного явления в нашей России вообще никогда не было. Разве что Н. М. Карамзин. Он, публицист, статский советник, великолепный филолог, наконец, по словам А. Пушкина, первый русский историк и последний летописец, навсегда внес в нашу речь более пятидесяти слов: «влияние», «впечатление», «трогательный», «занимательный», «моральный», «эстетический», «промышленность», «сцена», «влюбленность», «будущность»…
А В.К. Тредиаковский! Одно его слово «искусство» чего стоит! И еще «дальновидность», «вероятность», «беспристрастность», «любовник», «ямб», «хорей»… Благодаря именно Василию Кирилловичу эти слова стали общеупотребительными.
Не все было легко и просто. Сопротивлялись не только современники, противился и сам язык. А потом все успокаивалось, становилось на свои места. И это понятно. Ведь многое просто не имело никаких аналогов (синонимов), а в жизни уже существовало. Значит, появлялась зацепка. И она со временем входила в речь.
Конечно же, были слова, которые существовали и до их открывателей. Но они были в глубочайшем пассиве, и только активная позиция того или иного автора произведения, ставшего популярным, сделала эту лексику известной. Так было, например, с тем, что предложил в свое время Антиох Кантемир, – «кризис», «критик», «понятие», «характер». Так было и с «гражданином» А. Н. Радищева, со словами, принадлежавшими В. Г. Белинскому, – «абсолютное», «субъективное», «индивидуум». А М.Е. Салтыков-Щедрин ввел в нашу жизнь слова «мягкотелость», «злопыхательство», «благоглупость» и еще, и еще… А с «интеллигентностью» Петра Боборыкина, писателя и журналиста 1860-х годов XIX века, произошла такая история. Автор определял интеллигенцию как «совокупность представителей высокой умственной и этической культуры», а не просто работников умственного труда. Из русского языка слово это перешло в множество европейских и считается на Западе чисто русским явлением.
И. С. Тургенев всегда был любимцем молодежи. И он, автор замечательных повестей, рассказов, романов, стихотворений в прозе, пьес, человек, который так четко, звучно, точно, навсегда подобрал исключительно выразительные слова для определения сущности своего любимого русского языка (могучий, свободный, правдивый, великий), сказавший о том, что такой язык может принадлежать только великому народу, – да, Иван Сергеевич подарил нам такие слова, как «перспективы», «нигилист», «нигилизм».
Интересны и истории появления таких слов, как «хлыщ» И. Панаева, «стушеваться» Ф. Достоевского. А у имени Светлана вообще своя необычная история. Первым его использовал писатель и ученый А.X. Востоков. Александр Христофорович написал старинный романс «Светлана и Мстислав». Это было еще в 1802 году, а уже широкую известность очень звучное, красивое имя приобрело после публикации всем известной замечательной баллады В.А. Жуковского.
Хотелось бы остановиться и на словотворчестве Велимира Хлебникова и Александра Казанцева. Первый из них – поэт Серебряного века, который по-своему даже «чудил», занимаясь, как и его собратья по перу, по цеху футуристов, активнейшим (надуманным – так точнее) словотворчеством. Однако абсолютное большинство его штучек наш строгий язык не принял, сделав исключение для слова «летчик». До Хлебникова существовали такие понятия, как «пилот» и «авиатор». А Александр Казанцев ввел в обиход понятие «инопланетяне», то есть жители иных планет. Игорь Северянин тоже постарался. Поэт Серебряного века, он и не думал о так называемом открытии. Однако аэропланы с его легкой руки стали называть самолетами, а бесталанных людей – бездарями. Конечно, само слово «самолет» было еще в русских народных сказках – «ковер-самолет». Но летательные аппараты до него так никто не именовал.
Ну, а если уж мы заговорили о полетах в небо, как не вспомнить такую историю. Готовился полет человека в космическое пространство. Уже подбирали кандидатов в первый отряд. И тут встал вопрос: как их называть? Один вариант был определен – астронавтами. Но нет, он казался узким и обыденным. Тогда-то и появилось слово «космонавт». С. Королеву, главному конструктору, оно пришлось по душе. Вот и живут слово и его родственники – «космический, космонавтика» – и сегодня. Живут и радуют нас.
Русский язык давно научился приспосабливаться и адаптироваться ко всему новому, что создается в обществе, в государстве и в его сферах деятельности. И это прекрасно!
«Одаренный чудесной сжатостью, соединенной с ясностью, он (русский язык) довольствуется одним словом для передачи такой мысли, для которой другому языку потребовались бы целые фразы», – говорил французский писатель Проспер Мериме. Конечно, в одной статье обо всем не расскажешь. Ведь необъятного не объемлешь. Сегодня данная тема вовсе не теряет своей значимости. Она по-прежнему востребована и интересна. Так до чего же прозорливым оказался К. Чуковский, назвавший наш язык живым, как жизнь. Да, так оно и есть. И мы как само собой разумеющееся воспринимаем и «прозаседавшихся» В. Маяковского, и «канцелярит» того же К. Чуковского, и многое другое.
Слово – это наше Отечество
В наше время, когда все вокруг меняется не по дням, а по часам, создается море всевозможных словарей неологизмов – нет, не авторских, совсем иных. Недавно, например, появился так называемый «Словарь новых слов XXI века». Он по-своему очень интересен. Кстати, по нему можно даже определить степень своей эрудиции. Чтобы не быть голословной, приведу для примера хотя бы слова на какую-то одну букву. Ну, предположим, возьмем «Б». Вот он, перечень того, что вошло в нашу речь уже в теперешнем веке: «баннер», «бакалавр», «баллотироваться», «банальный», «боевик», «бойфренд», «боулинг», «бомонд», «блог», «браузер», «брифинг», «бутик». Проверим себя? Все знаете? Вот и отлично!
Как часто мы убеждаемся, что все дело в нас самих. Можно ли уподобляться людям ленивым, невежественным и недобросовестным, искажающим нашу речь?
Думаю, именно мы призваны сохранить великую силу русского слова, разумного, красивого, содержательного, потому что только СЛОВО, ЯЗЫК вбирает в себя все смыслы человеческого существования: это и речь, и народ, и земля отцов и дедов. Это наше Отечество.
Чтобы лодка не перевернулась!
Конечно, вы скажете, что вся лексика из словаря XXI века заимствованная. Что ж, вы совершенно правы. Но ведь живой язык не может вообще ничего не заимствовать. В чем же состоит тогда проблема? В мере. Так важно, чтобы количество новых элементов не превышало критической точки, чтобы они не подавили элементы системообразующие. А уж если говорить совсем просто – чтобы лодка не перевернулась.
Я уже не однажды напоминала о том, что проблемы языка должны стать предметом подробного обсуждения не только филологов, но и юристов, законодателей, представителей СМИ. В качестве примера можно привести закон Тубона (Франция), по которому за порчу французского языка предусматриваются крупные штрафы. Да разве дело только в них? Просто принятые меры привлекли к проблеме внимание и побудили общество относиться к языку уважительно. А в отношении русского языка это можем сделать только мы. Согласны?
Дни Кирилла и Мефодия. Дни славянской письменности, русского языка, русской речи, культуры… Как это все неразрывно, навечно, как дорого и понятно! А сколько еще рядом с нами не до конца изученного, интересного, непознанного. Ведь лабиринты языка бесконечны, таинственны, необычны, строги и в то же время занимательны. В языке бесценно все. Значит, нужно беречь, уважать и любить его. И так хочется, чтобы наши современники всегда помнили об этом.
Валентина БЯЗЫРОВА,
заслуженный учитель РФ,
лауреат Госпремии СССР,
почетный гражданин г. Владикавказа