Леонид Антонович Сулержицкий в судьбе Евгения Багратионовича Вахтангова
Нет, я вовсе не для украшения сделала заголовком очерка слова А. С. Пушкина. Это действительно так. Я бы добавила к этому известному выражению еще одно емкое слово, касающееся науки, – «полезная». Вот только, к сожалению, не все наши современники понимают и принимают данный совет вовремя. Кто-то сомневается и сейчас?! А зря, поверьте…
В тени великих
Конечно же, все это крайне несправедливо. Он был столько лет в тени К. С. Станиславского, да и Е.Б. Вахтангова тоже. Но эти люди были не виноваты. Они оба обожали, высоко ценили Леопольда Антоновича Сулержицкого и восторженно отзывались о нем – лучшем друге и учителе. Но суровое время так распорядилось и отодвинуло его с передних позиций на запасные. Его-то – Сулера… Так ласково называли Леопольда Антоновича все, кто знал его, кто шел за ним по пути открытому и честному, полному новаций, оригинальных решений, блеска искрящегося таланта, щедро дарящегося актерам, режиссерам, зрителям и всему тому, что входит в высокое понятие – ТЕАТР.
Без него невозможно представить культуру Серебряного века. Станиславский и Вахтангов честно признавались, что без Сулера не было бы их как педагогов, как мастеров сцены. И, увы, такой человек почти столетие оставался в тени.
Но время, наконец, вывело для нас Л.А. Сулержицкого. Московский театр имени Вахтангова поставил спектакль о Сулере. И еще вахтанговцы задумываются о том, чтобы поставить памятник (это было давней мечтой корифеев театра) Сулеру, который столько лет был душой коллектива. Хочется верить в то, что заветная цель в ближайшее время будет осуществлена.
Первая встреча с Сулержицким не принесла юному Вахтангову, выпускнику драматической школы А. Адашева, ничего, кроме разочарования в самом себе. Он изо всех сил пытался поразить нового знакомого этюдами – импровизациями в выспренном декадентском стиле. Но получился полный конфуз. После одного из таких опытов Евгений, чувствуя на себе строгий взгляд Сулера, пришел в ужас и чуть не убежал из комнаты. Однако Леопольд Антонович не отпустил его, заставил еще раз повторить этот этюд: «Это вышло плохо потому, что вы хотели меня потрясти… Идите обратно. Я, пока вы не сделаете хорошо, вас не выпущу со сцены».
И у Евгения получилось прекрасно, как только он вник в совет Сулера. И так было не однажды. Но только позже уже сам Вахтангов, усвоив навсегда уроки Сулержицкого, работал со своими студийцами по его беспроигрышной схеме.
«Капитан, певец, бродяга…»
Именно так друзья именовали Сулера. Кстати, попадали при этом в самое яблочко. Вахтангов тоже прекрасно понимал это. Именно Сулер стал в его жизни капитаном на его корабле – тем судьбоносным человеком, без которого Женя не мыслил жизни. И это чувство он пронес через все тернии, встречавшиеся на его сложном пути. Сулер навечно остался его старшим другом и наставником. Строгий советчик, добрейший, умнейший человек, готовый без колебаний отдать людям свое большое сердце, Сулер стал частью самого Вахтангова.
У Сулержицкого не было законченного театрального образования. Он не был ни актером, ни профессиональным режиссером в традиционном значении этих слов. Однако именно он принес в театр такой редкий, зачастую недостающий артистам талант. Великие мастера культуры называли его беллетристом, певцом, художником. В своих «Воспоминаниях о друге» К. С. Станиславский говорил о том, что Сулер подарил ему неиссякаемый вкус к жизни. По словам Константина Сергеевича, Сулер принес в театр поэзию прерий, это был режиссер и актер «от земли». Это он подарил театру именно красоту вместо красивости, настоящий лиризм вместо пустой сентиментальности, искренние возвышенные чувства вместо деланого пафоса. Корифеи российского театра считали, что только жизненный опыт толкнул Леопольда Антоновича к искусству Мельпомены, лишь горячо любящая душа в состоянии сделать то, что он сделал. И еще он был артистом от природы. Одним словом, самородком. И все он выполнял по зову души, не по принуждению, легко, весело, празднично. Узнаете все это в нашем земляке – Евгении Вахтанове? А ведь за видимой легкостью стоят серьезность и огромное трудолюбие. Но все это понятно только ближайшему кругу друзей, а зрителю – нет. Все это поднимает настроение аудитории, и взыскательный зритель нетерпеливо ждет новой встречи со своим кумиром. И так появляется настоящая система, таким образом рождается то новое, что решительно отвергает старое, что пронизывает все привычное, что неизменно ведет за собой. Так появляется свежее искусство, готовое пробуждать в зрителе желание совершать высоконравственные поступки.
Отличный психолог, Сулер сразу увидел в Вахтангове мятежную душу, он понял этого юношу – любознательного, способного ради любимого дела на самопожертвование, целеустремленного, верного своим принципам, готового и к бескомпромиссной полемике, и к отчаянной защите правды. Сулер понял Евгения и поверил в него. И всегда был рядом. По просьбе Жени, который еще ни разу не посещал никакой страны, Леопольд Антонович взял его с собой во Францию. Именно Сулержицкий способствовал проведению экспериментов Евгения, защищал молодого друга от театральных невежд, знакомил с интересными людьми, давал дельные советы. Даже помогал материально его жене – Надежде Байцуровой и сыну Сереже. Друзья Сулера стали друзьями Вахтангова. И Евгений высоко ценил это.
Да, заслужить такую дружбу – это великая удача, это громадный подарок судьбы. Кстати, именно Сулер представил молодого Вахтангова Станиславскому и Немировичу-Данченко.
Новое искусство
В газетной статье просто невозможно рассказать обо всем, что характеризует удивительную дружбу Сулержицкого и Вахтангова. Для этого нужно читать воспоминания М. Горького, Л. Толстого, Ю. Завадского, Б. Захавы, В. Мейерхольда и других современников Сулера. И все же хочется, чтобы о Леопольде Антоновиче все услышали, узнали, чтобы прониклись к нему уважением за бескорыстное участие в судьбе нашего Вахтангова, за его вклад в большое искусство. Даже мэтр Станиславский, как и Евгений Багратионович, никогда не стеснялся утверждать, что без влияния Сулера не было бы ни его системы, ни его самого как режиссера. Вот вам и высшая оценка человека, оставшегося в тени…
Сулер часто говорил об огромном значении для актеров фантазии и интуиции, что безмерно импонировало Вахтангову, который предпочитал сердце разуму. Он, как и Сулер, считал, что интуиция значительнее логики, именно она сохраняет для актера самое драгоценное – непосредственность, легкость, жизненность чувств и поведения на сцене. И, что мне кажется особенно интересным, Евгений ни в чем не повторял Сулера. Он старался оставаться самим собою. И Леопольд Антонович очень ценил и уважал подобное.
Задача для Евгения всегда оставалась одной и той же – несмотря на препятствия суметь подняться к искусству большой поэтической, художественной правды жизни. Вахтангов в поисках ответов на свои вопросы был неутомим. Он проверял каждую свою новую мысль на практике – на сцене, работая с актерами и, конечно, общаясь со зрителями. Он не стеснялся учиться у Сулера, у Станиславского, у своих не всегда покорно идущих за ним студийцев. Как режиссер Евгений, кстати, уважал такую непокорность, хотя это порой приносило ему немало огорчений. Однако Вахтангов был очень корректен в своих поисках, он хотел строить новый театр вовсе не на пустом месте, не думал о том, что следует все рушить. Он уважал то, что до него возвели другие. Но о новом театре не переставал грезить. И в конце концов у режиссера все получилось. И немаловажную роль сыграл в этом именно Сулер.
Память сердца
«Ты ушел от нас, наш прекрасный и благородный учитель. Тебя нет среди нас, но ты вопреки всему рядом, ты с нами, настойчивый и требовательный друг. И нам без тебя очень одиноко, тяжело и грустно…» – Вахтангов скучал по Сулеру и никогда не скрывал этого. Ведь кто знает, что было бы с ним тогда, в юности, когда после драматической школы Адашева судьба не свела бы его с Сулержицким. Да, это была священная память сердца, безграничная, не оскудевающая, благодарная любовь ученика к Педагогу и старшему другу.
Сулер умер, не дожив даже до пятидесяти лет. Коварный нефрит безжалостно сразил Леопольда Антоновича в самом расцвете лет. Вахтангова потрясла смерть учителя и близкого друга. В сороковой день после ухода Сулера он произносит речь на траурном собрании в студии. Евгений вспоминает реплику из «Синей птицы» Метерлинка (он готовил данную постановку вместе с Сулержицкими): «Мертвые, о которых помнят, живут так же, как если бы они не умирали». И ты сделал так, что мы не можем забыть тебя и не сможем до тех пор, пока мы сами не прах… Мы, ученики твои, в этой студии знаем, что ты умер, но верим, что ты среди нас, а потому можем говорить так, как если бы ты был с нами. И если правда, что мертвые, о которых помнят, живут так же, как если бы не умирали, то ты все же еще живешь и будешь жить до конца дней наших… Ярко, ярко до галлюцинаций мы можем увидеть тебя всего, каким ты был, ибо ты весь открывался нам…»
А если говорить о совместной работе Вахтангова и Сулержицкого… Часто друзья видели в той или иной пьесе что-то по-разному. Бурно спорили. Сулер был склонен к идиллиям, даже к всепрощению. А Вахтангов – к борьбе против зла, насилия, порочности буржуазного общества. Ему всегда хотелось показать отвратительность окружающей действительности с ее черствым стяжательством, эгоизмом, бездушием. Казалось бы, к примирению здесь прийти практически невозможно! Однако у них это получалось. Сулер, чувствуя правоту своего товарища, находил в себе мужество для отступления. Никогда не стеснялся быть в проигрыше. Гордыня никогда не была приоритетом в отношениях этих двух людей. И это для многих было удивительным.
Сулержицкий утверждал: «Людям сейчас очень трудно живется. Надо принести им чистую радость. И такой подарок могут позволить своей аудитории, своим зрителям актеры и сцена. Да и все люди настоящего искусства. Лишь бы все это было без капли фальши. Лишь бы в нас верили!» К этому же стремился и Евгений Багратионович.
Самая большая удача
Да, человеку всегда хочется жить! Не просто существовать, а именно жить достойно, полноценно. Об этом не раз думал Сулержицкий, об этом мечтал и Евгений Вахтангов.
В одной из книг я прочитала то, что поразило меня до слез и запомнилось навсегда. Как-то, провожая Евгения Багратионовича домой после прерванной репетиции, актер Михаил Чехов – его большой друг – услышал, как режиссер, согнувшийся от боли, говорит: «Эх, если бы пожить еще хотя бы два года, только два… Мишенька, как хочется жить! Посмотри, вот камень, растения, я чувствую их по-новому, по-особенному. Я хочу их видеть, осязать, хочу жить среди них! И непременно чтобы рядом были Сережа, Надя, мама, сестры. И вы все – мои большие друзья… Вот только понимаю – это уже невозможно… Но почему?! Почему?!»
Все, кто окружал Вахтангова так же, как и Сулержицкого, чувствовали, что эти люди мечтали о том, чтобы все, кто рядом, ощутили свою ценность в коллективе, чтобы они из обыкновенных рабочих и служащих становились энтузиастами, чтобы непременно искали своих УЧИТЕЛЕЙ и НАСТАВНИКОВ, чтобы никогда не забывали их драгоценных уроков, не предавали их веры в своих питомцев. Таким надежным товарищем, другом, единомышленником и идеалом стал для Евгения Вахтангова Леонид Антонович Сулержицкий. Так пусть же повезет и нам с вами!
Валентина Бязырова,
заслуженный учитель РФ,
лауреат Госпремии СССР,
почетный гражданин г. Владикавказа